Литературно-художественный альманах

Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.


 

Выпуск четвёртый

Изящная словесность

 Слова – самый сильный наркотик из всех, которые изобрело человечество.

 Р. Киплинг

Пётр Ореховский

БЕССОННИЦА

1

Случившееся не наступит. Неизбежное проносится мимо, как мощный локомотив, за ним долгой чередой порожних вагонов грохочут последствия. И вновь вся эта железная цепь событий тебя никак не задевает, хоть ты и чувствуешь себя калекой.

Что, собственно, происходит? Завтра – это сегодня через шестнадцать часов. Ты можешь проспать и больше – и сразу угодить в послезавтра.

Вот она, главная мысль: будущее приходит к нам во сне.

2

Новая социология. Ты выписываешь определение дурака: «Дурак – человек с определенным образом мышления, которому присущи следующие черты:

1. Постоянное завистливое сравнение себя с другими.

2. Непременный вывод о своем превосходстве над остальными по всем ведомым ему параметрам;

3. Отсутствие сомнений».

На дураках держится социум – куда бы люди направляли энергию, если бы не завидовали друг другу? Кто бы захотел быть начальником – или, того хуже, президентом?

Ты  явно асоциален. По крайней мере, ты так думаешь – это ведь очевидный способ себе польстить. Однако таким образом ты пытаешься показаться умнее – ведь ты  не дурак? – и принизить других. Да еще как! – не кого-то конкретно, а все общество в целом. И возвыситься самому на этом фоне. Чем это отличается от того способа мышления, определение которого ты только что выписал?

Вот ведь глупость какая.

3

За окнами проходит абсолютно чужая ночь. Где они теперь, твои ночи, когда на улицах города тебе казалось так уютно и тепло. Недалеко от тебя идет совсем другая жизнь. Загадочная женщина сгибает руку в локте, держа между пальцами в кольцах длинную тонкую сигарету, – и к ней тут же тянется угодливая мужская рука с огнем зажигалки. Тебе неприятна эта картина – и только.

Ты лезешь в холодильник, достаешь пакет холодного молока, наливаешь в стакан. Потом пьешь его залпом, как водку. Где-то ты слышал, что от теплого молока должно клонить в сон. Но греть  его – выше твоих сил. Ты продолжаешь перебирать свои и чужие мысли, надеясь, что со временем это занятие навеет крепкий здоровый сон. Обрывки фраз и стихов складываются в калейдоскоп, но он тонет в сосущей душу пустоте. Ты сожалеешь, а перед глазами плывет: «сожаление – пустая трата времени», «не жалей о разлитом молоке», «жалость к себе – способ почувствовать себя несчастным». Наперекор чувствам ты думаешь, что никогда себя не жалел.

Но рано или поздно такое случается со всеми. Отчего же ты решил, что у тебя все будет иначе?

4

Ты снова занимаешься классификацией. «Обыватель – человек, стремящийся к безопасности и богатству. Старается завязывать отношения только с теми людьми, которые могут помочь ему в реализации этих ожиданий. Людей, не имеющих таких связей, он презирает».

Ты считаешь себя обывателем. Но тогда и нужно вести себя, как обыватель: завязывай связи и старайся быть нужным. Хотя ты, кроме безопасности и денег, хочешь еще и славы. И что такое слава? Это всего лишь другая сторона социализации – признания заслуг индивидуума другими людьми. За эти заслуги ему дают звания, звездочки, должности и прочие воображаемые или действительные знаки отличия, чтобы было видно, насколько он лучше других.

Так что теперь его дурость становится заметна издалека. С ума сойти.

Ты опять идешь к холодильнику выпить молока. Ты начинаешь думать о том, кто конкретно осуществляет это самое признание заслуг. А делает это государство, расположенное, конечно же, в Москве. Ты попадаешь в новый замкнутый круг – пожалуй, ни в чем в России нет такого единства мнений, как в ненависти к Москве и москвичам. Этот город, как чирей на широкой российской заднице, болит и мешает жить всем остальным. Единственный способ избавиться от этого чувства – стать москвичом самому.

Ты думаешь, что это вполне по-обывательски: население Сибири и дальнего Востока за эти десять лет сократилось на десять миллионов, и значительная часть оставшихся в живых твоих земляков осела в столице и вокруг нее. Добывать нефть, варить сталь и алюминий, ловить красную рыбу в пределах московской кольцевой автодороги гораздо проще, чем за Уралом. Да и государство заметит твои заслуги, если ты станешь его членом, то бишь чиновником. Главное – попасть к ним внутрь.

…Интересно, а почему не сановником? Сан-чин, чин-сан. Молоко кончилось.

5

Медленно, как в тягучем ночном кошмаре, проходит субботний день. Тебе кажется, что ты не спишь уже месяц, а не вторые сутки. Ты заставляешь себя выйти навстречу июльскому солнцу. Прохожих на улицах мало – многие за городом, и вообще на дворе пора отпусков.

Твоя фигура на парковой скамейке напоминает вопросительный знак. Солнце быстро начинает припекать затылок, ты встаешь, в глазах моментально темнеет. Тебя шатает из стороны в сторону под удивленные, пока еще не брезгливые взгляды прохожих. На пьяного ты не похож, но, заходя в магазин, ты кладешь в проволочную сетку кроме молока еще и пиво.

Каков ассортимент.

Она оставила тебя примерно год назад, и было почти такое же лето. Ей надоели съемная квартира, твои амбиции, вечное безденежье и непонятный идол работы. Ты поздно возвращался, но сначала она тебя честно ждала. Потом ей надоели одинокие вечера. А потом наступили ночи, когда поздно приходила она, а ты спал, отвернувшись к стене.

Она не могла этого понять: ведь ты же не пил, и – она знала – у тебя не было других женщин. Что-то должно было произойти, и она верила в неизбежность твоей удачи. Вот и произошло – ей исполнилось тридцать, и она уехала, не оставив адреса, и даже развели вас по почте.

Это был олимпийский цикл – она выдержала четыре года. Уходя, она сказала, что ты просто упрямый ученый дурак. Это задело тебя гораздо больше, чем факт ее ухода, – сам ты привык считать себя покладистым добродушным парнем.

Тебе кажется, что она здесь не при чем, а бессонница связана с дополнительным тяжелым годом работы. Сейчас тебе стали гораздо больше платить, но этого все равно мало для покупки жилья. Впрочем, какая разница. Мысли твои смешиваются, и ты обнаруживаешь, что проспал уже час. Молоко не помогло, но тебя достала первая же бутылка пива. В тихой надежде ты закрываешь глаза… открываешь… но стрелки будильника, как приклеенные, теперь стоят на одном месте.

6

Сна нет, и будущее не наступает. Ты перебираешь телефоны людей, которым мог бы позвонить. Все они так или иначе связаны с твоей работой, и рассказывать о своих личных проблемах ты не хочешь. Разглядывая темнеющий за окном горизонт, ты смотришь в глаза одиночеству. Время от времени тебе кажется, что оно уже проглотило тебя, но ты не испытываешь неудобства. Все дело просто в сне, который где-то задержался и никак не хочет зайти к тебе в гости.

Вместо этого ты смотришь сон наяву, нажимая кнопки пульта управления телевизором. Время новостей. Ты любишь смотреть российские политические новости, воспринимая их по жанру как нечто среднее между фэнтези и детективом. Действующие лица для тебя не более реальны, чем персонажи мультфильмов, и ты с любопытством ждешь, чего они там опять выкинут. Если тебе сказать, что у них есть семьи и друзья, враги,   увлечения, ты легко с этим согласишься – ведь все это время от времени демонстрируется по телевизору. Но поверить, что они живут с тобой в одной стране, ты не можешь, даже если к тебе в дом привести живого президента.

К тому же они говорят о каких-то партиях, движениях, которые, судя по названию, есть и в твоем городе. Но это совсем смешно, поскольку своих-то ты знаешь как облупленных – сборище бездельников, мошенников и демагогов. Невозможно понять, чем они отличаются от сект дианетики или кришнаитов. И все скопом говорят о гражданском обществе и о себе, любимых, как его столпах. Но местных-то ты игнорируешь, а центральных… смотришь вперемежку с рекламой, триллерами и боевиками.

7

Кончается субботняя телевизионная ночь, а за окном уже брезжит воскресный рассвет. На экране идут титры какой-то эротической мелодрамы, которую ты смотрел вполглаза в периоды рекламных пауз, основное время посвящая мистическому ужастику с вампирами. Их, как и тебя, весь фильм одолевала бессонница.

Лицо Шарон Стоун, на которое ты смотрел на протяжении последних пяти минут, заставляет тебя задуматься о своей интимной жизни. Два коротких романа за этот год разрешились в общей сложности семью бурными ночами; ты подозреваешь, что для тридцатидвухлетнего мужчины это маловато. Однако, судя по твоему общему вялому состоянию, вряд ли причиной бессонницы является избыток тестостерона.

Ты думаешь, не позвонить ли какой-нибудь из этих женщин; тебе все равно какой. Обе они старше тебя – одна существенно старше, почти на десять лет, и поэтому ты трогательно полагаешь, что они должны будут понять, как тебе сейчас ужасно плохо, несмотря на то, что идет четвертый час утра. При этом первой из них ты не звонил уже восемь месяцев, а другой – шесть. Что-то все же тебя останавливает, и мысли принимают иное направление.

Теперь ты думаешь о любви.

Где-то ты слышал, что определить, любишь ли ты женщину, очень просто: надо сосчитать, сколько раз за день ты думал о ней – и сколько раз о себе. Если счет – в ее пользу, значит, ты ее любишь. По этому критерию выходит, что ты все еще любишь свою жену. Ты рассказываешь ей мысленно многое из того, чего в действительности никогда не рассказывал. И тебе хорошо с этим собеседником. Другой твой слушатель – ты сам; но ты себе не нравишься – ты слишком часто возражаешь, перебиваешь и язвишь в разговорах с самим собой. А она не делает этого никогда.

Но отчего же ты отпустил ее?.. отчего решил, что так будет лучше?.. почему не боролся? Ты просто не хотел ничего менять, даже ради нее. Видимо, заключаешь ты, слишком мало ее любил, хотя эта формулировка сразу заставляет задуматься, что такое мало и много. Этот вопрос заставляет тебя разозлиться. В конце концов, если люди живут вместе и занимаются сексом, в глазах общественного мнения они любят друг друга – почему бы и нет? Некстати тебе приходят на ум воспоминания об изощренных ласках твоей сорокалетней любовницы, у которой ты жил неделю и потом исчез восемь месяцев назад; у тебя даже уши краснеют. И ты шепчешь себе под нос: ну, и что это доказывает? ничего это не доказывает…

Ты опять лезешь в холодильник за пивом, но его там уже нет. Вместо него ты пьешь молоко. Кухонные часы показывают семь. Еще два часа  - и можно будет позвонить, наврать что-то насчет восьми месяцев и попытаться договориться о встрече. Ты идешь в комнату, но проходя мимо входной двери, ты вдруг отчетливо вспоминаешь другое раннее утро, май, жену, отсутствовавшую всю ночь. Она вернулась и позвонила в дверь, ты открыл и впустил ее с букетом роз на длинных, чуть не в больше половины ее роста, стеблях. Она была очень красива и очень грустна – и сказала в ответ на твое недовольное бормотание, что никто не умер от недостатка секса, а умирают только от отсутствия любви. Ты надулся в ответ и молча ревновал. На такой букет роз могла бы уйти минимум четверть твоего тогдашнего месячного заработка.

Ты так никому и не позвонишь в это воскресенье. К вечеру ты почувствуешь сильное головокружение и прилив слабости, да такой, что, кажется, невозможно поднять руку. За ночь с воскресенья на понедельник ты проспишь едва ли более пяти часов. Но ты решишь, что этого достаточно, и отправишься на работу. Оттуда коллеги и доставят тебя в мертвый послеобеденный покой больницы, несмотря на твое слабое сопротивление. Тебя госпитализируют, но – ничего страшного: это микроинфаркт и нервное переутомление. Через неделю ты уже выйдешь из больницы и вернешься к старой жизни. А что, собственно, случилось? И даже если что-то случилось, то что тебе еще остается?

Апрель 2002 г.