| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск пятый
Стоп-кадр
Спрашивать меня, о чем фильм, так же бесполезно, как спрашивать художника о вкусе яблок, которые он рисует.
Альфред Хичкок
Лавиния Мятлева
ОЧАРОВАНИЕ ЗЛА
(о новом фильме Михаила Козакова)
Только что в который раз посмотрела на DVD фильм Михаила Козакова «Очарование зла». И вспомнила: у Бодлэра есть такие стихи: «Цветы зла». Никогда не могла вникнуть в смысл этого названия.
Сейчас поняла: возможно, «очарование зла» – вольный перевод того, бодлеровского.
И тут всплывает многоплановость самого смысла не только фильма, но и названия.
Что есть зло? И сколь многообразно его очарование? Приходишь к выводу, что зло, – великое зло, – катаклизм, жестоко разрубивший Россию на два лагеря: белый и красный. На Россию, исходящую кровью на чужбине, и ту, что залита кровью, не на дюйм не сдвинувшись с места в своём постоянном беге в никуда.
Но ещё хуже: внутри каждого лагеря – своя борьба. Нет горше доли, чем выпала первой эмиграции в Праге, Берлине и Париже. Приличнейшие, талантливые люди, щедрые меценаты, «голубокровая» аристократия. В Петербурге – это был привычный и дружный – в меру понятия дружбы в великосветском обществе, – кружок: внук Третьякова, «того самого», что обогатил Россию художественной галереей, князь Святополк-Мирский, истинный русский патриот, в неразберихе попавший в эмиграцию.
Поэтесса Марина Цветаева, которая – поскольку современница, – всего лишь «одна из всех»: стихи её мало печатают, зато «дают писать», а там, то есть в порушенной России, «писать бы не дали». Её муж, обаятельный, легковерный Сергей Эфрон, её дочь Ариадна – просто семья. Не очень спаянная, но очень терпимая друг к другу.
И рядом – другая, Ивана Бунина. Ему присуждают Нобелевскую премию и в подтексте поздравительной речи на парижском банкете, где собрался цвет эмиграции, сквозит: немалую роль в присуждении премии сыграли его «Окаянные дни», которые и привели русскую интеллигенцию в «Тёмные аллеи» тридцатых европейских годов. Где на двух полюсах – две диктатуры и два террора: гитлеровский фашизм и сталинские «чистки».
Террор с двух концов объял Европу и довлеет над прекраснейшим городом её – Парижем.
Сюда стеклись не только аристократия и интеллигенция, которая ранее чуть не полжизни проводила в Париже – но тогда они были беззаботные «туристы», которые знали, что у них есть Дом и Родина, куда они, «напорхавшись вдоволь», вернутся, когда захотят. Сейчас – они продолжая изо всех сил вести прежний образ жизни, – визиты друг к другу, балы, поездки к морю на юг, – для самих себя незаметно скатываются в изгойство.
Некогда известный в России скрипач, сидя на городской лестнице, зарабатывает игрой подаяние. Кто-то, некогда светский жуир, играет на пианино в русском кабачке и поёт про «Россию, которая устала». В кабачке – где русские много пьют и, утопая в воспоминаниях, вдруг по новому узнают друг друга и, ностальгируя по России, которой уже нет, поверяют сокровенное: мечту о возвращении на «Родину», но на ту, какой они её помнят, – потому что сегодняшняя для них – загадочна, непонятна, и опасна.
Но в Париже собрались не только все эти люди, «унесённые ветром», но и военные. Истинные патриоты России, что сперва беззаветно сражались в первой мировой, защищая свою страну, которую знали и любили, хоть многого в ней, может быть, и не понимали. И тут, в эмиграции, став людьми «второго сорта», эти «поверженные», – таксисты и официанты, – которые некогда присягали «той» России, пытаются и далее верно служить ей. И создают военные союзы для свержения большевизма.
Бравые, честные патриоты, «белые офицеры», многие из коих связаны святым фронтовым братством, вдруг ощущают трещину, что пролегла меж ними. Одни льнут к военным союзам против нынешней России, другие, «очарованные злом», что надломило их жизнь, создают «союзы возвращения на родину». Потому что они тоже присягали не строю, а России. Россия продолжает быть, и пропаганда её успехов, прельстительные фильмы и радиопередачи о радостной жизни весёлого народа – как дивный сон, обольщает их, и они решают вернуться.
Но, чтобы вернуться, надо добиться доверия «тех». И тут, оказывается, для этого приходится служить ОГПУ и убирать политических врагов нынешней России, что оказались за границей.
Но кто сейчас эти «политические враги», столь далёкие от России? Прежде всего – троцкисты, с которыми у Сталина особый счёт. Кто может убирать этих ненавистных для Советов людей? Опытные агенты ОГПУ. К которым «прибиваются» былые «белые офицеры».
Они желают служить России, как могут.
Некоторым открывают доступ в Москву, и они, оглушённые шумихой вокруг успехов этой новой страны, достигнутых «на костях» миллионов заключённых и замученных в лагерях, убеждают многих прогрессивных людей тоже вернуться.
Так, вдруг вступает в коммунистическую партию родовитый шотландский лорд и приезжает в Москву работать журналистом в Коминтерн.
Вдруг князь Святополк-Мирский, виновный лишь в том, что оказался, волею судеб, по ту сторону баррикады, добивается возвращения «домой» и – возвращается на свою погибель.
Сперва никто террора не чувствует или делает вид, что не замечает. Но вернувшиеся, обольщённые «очарованием зла», вскоре оказываются избитыми и униженными на допросах в НКВД, где правит бал зловещий карлик Ежов, успевший подвести под расстрел своего предшественника Ягоду.
Как спрут сидит он в своём наркомате, а его щупальца – те самые, рассеянные по Европе, в основном, в Париже, – Рейс, Кривицкий – у всех клички, – и, наконец, уж вовсе неожиданные люди: Александр Болевич и его закадычный друг по белой армии, Сергей Эфрон, муж Цветаевой.
Основных коллизий две: Болевич, обольщенный «очарованием зла», один из виднейших агентов ОГПУ, – вот у кого руки по локоть в крови! – этакий обаятельный Саша, бывший любовник Марины Цветаевой, которая, не зная о его новом пути, в Праге в 1924 году посвятила ему восхитительные свои стихи «Попытка ревности», вопрошая «Как живется вам с другою?», – ибо забыты им «мрамор Каррары, как живётся вам с трухой гипсовой?». Но даже такое суровое испытание выдерживает дружба Болевича и Эфрона. Эфрона – по его незлобивости, легкомыслию и доверчивости. Болевича – по расчёту. Он втягивает друга Сержа в агентуру, зная, что тому больше невмоготу бытование «второсортного» жителя Парижа. И он вовлекает его обманом в устранение секретаря Троцкого, Клемента. Было сказано, что Серж должен пригласить того в квартиру, где с ним хотят побеседовать. А там – убивают.
И обезумевший Эфрон попрекает Болевича, – обман, обман, в их-то дружбе!
Болевич откровенничает: когда на войне 14-го года впервые убил человека, в него влили чуть не бутылку водки, чтобы пришел в себя. А потом – ничего. «Но то была война!» – не успокаивается Эфрон. «Ну и что? – а разве сейчас не война»? – трезво и цинично возражает Болевич, – ведь Эфрон хотел служить Родине? Если иначе он не умеет, значит, пусть воюет так, как ему предложено.
«Но обман, обман!», – твердит тот… И мчится к старинной приятельнице Вере Александровне Гучковой, дочери бывшего члена государственной Думы, лидера октябристов, которая вместе с отцом тоже в Париже, но в той, «пристойной», по петербургскому образцу, эмиграции.
Вера – особа избалованная, своенравная и вместе с тем трезвомыслящая. Её раздражают и концерты знаменитой некогда в Петербурге Надежды Васильевны Плевицкой, – та по сю пору носит брошь, некогда подаренную Николаем II, – когда была в расцвете славы и звалась «курским соловьём», – а сейчас ей рукоплещет уже по инерции и по привычке всё тот же петербургский кружок, который и представить не может, что и она – агент советской разведки.
Хотя голос уже – не тот, но она – символ «той России», к тому же жена генерала Скоблина, который впоследствии окажется связанным с фашистской Германией и одновременно поможет очередному похищению советскими агентами – генерала Миллера, возглавлявшего «Общественный Союз Спасения России».
Вера мечется в этой иллюзорной, благополучной и бестолковой парижской эмиграции «высшего сорта», прекрасно сознавая, что у неё нет никакого «завтра».
Видит, как превратности жизни сдирают лоск с давно знакомых друзей. Она по-прежнему встречается со всеми этими тускнеющими людьми, которым знает цену, и потому поддразнивает, говоря об успехах советской России, так что за глаза её называют «большевичкой», но всё равно – это тесно спаянный кружок, где принято держаться друг друга и торжественно посещать русскую церковь, ну, хотя бы поминая почившего в боях генерала Лавра Корнилова, который тоже тщился спасти Россию.
К ней и бросается обезумевший после своего невольного соучастия в убийстве Эфрон. И рассказывает, что он советский агент, выбалтывает всё, о чём и про себя думать не смел бы.
И что же? Вера признаётся ему, что на его месте поступила бы точно так же, лишь бы не бездействовать, лишь бы не вести никчёмную жизнь слишком задержавшихся на чужбине «туристов».
И Эфрон связывает её с агентами.
И тут – вторая коллизия. К этому времени уже успели расцвести «цветы зла». Ибо даже во зле непобедима любовь. У Веры, дочери видного и всеми почитаемого политического деятеля, бурный роман с бывшим белым офицером, а ныне агентом ЧК Александром Болевичем, причём – агентом по убеждениям.
Гучкову долго проверяют; она взбалмошна, возможно, она просто лишь ищет «острых ощущений» – и таким тоже бывает «очарование зла»… Но, в конце концов, определяют в школу НКВД, хотя всё же не доверяют…
Жизнь то сталкивает Болевича с Верой, то разъединяет их, потому что он «присягал России». Он – «исполняет свой долг». Он – убивает людей.
Болевич едет в Испанию. И попутно мы догадываемся, что та война с фашизмом тоже – удобная ловушка, чтоб под флагом интернациональной помощи посылать туда и уничтожать там тех, кто покажутся подозрительными, – будь то люди из «той» жизни или свои же агенты, не оправдавшие доверия, или дрогнувшие при совершении преступления.
Так погибает в Испании уже упомянутый шотландский лорд, успевший в Москве стать мужем Веры – по приказу агентуры: может оказаться полезен для разведки в Англии. Но – всё же лорд. И слишком непонятно его стремление в Россию, так что надёжнее – убрать… Здесь же, в Испании, в 1937г. будет убит генерал Скоблин, тоже завербованный НКВД, но в чём-то не угодивший.
И сколько же хлопот причиняет чекистам сама Вера, получившая кличку «леди». Она обворожительна, она «околдовала», как выражаются в узком кругу чекисты, самого Ежова, и тот посылает её на ответственное задание в Париж: выследить сына Троцкого. Ей вручают бинокль и она нацеливается на противоположный дом, где около окна – намеченная жертва.
И вдруг в фокусе бинокля – его глаза.
С ужасом отшвыривает бинокль Вера: «Он посмотрел мне глаза в глаза» – говорит приставленному к ней партнёру. Вспомним, – «но это же обман, обман»! – всхлипывал некогда Сергей Эфрон…
Порядочные люди не могут жить под лозунгом «цель оправдывает средства». Они не могут убивать «не на войне». Они не могут признать войной откровенный вероломный терроризм агентуры ЧК за границей.
И потому – они обречены. Каждый по своему. Как не оправдавшего доверия Сергея Эфрона расстреляют в 1941 году. К этому времени в Елабуге уже покончила жизнь самоубийством от отчаяния Цветаева, которая последовала в Россию за дочерью Ариадной, «охмурённой» тем самым «очарованием зла».
Но Цветаева и здесь никому не нужна. Её, конечно же, не печатают, и «в стол» пишет «поэтесса века» строки, для признания и триумфа коих потребуется полвека.
Погибает в застенках честный патриот России Святополк-Мирский, который, встретив в Москве Веру Гучкову, успевает шепнуть ей, как бы обнимая любимую женщину – когда-то он предлагал ей руку и сердце, чтобы вместе вернуться в Россию: уезжайте из этой страны, возможно скорее уезжайте, – он-то уж всё понял…
Погибнут, коварно и по бандитски, уничтоженные Рейс и Кривицкий, и сколько других, которые так споро похищали былых врагов, – генерала Кутепова, Миллера, супруга Плевицкой, генерала Скоблина: оказывается, он давно получал мзду от фашистской Германии, готовя себе загодя место в другом стане – свой враг среди своих, а «курский соловей», много лет получавшая крупные суммы от Советов, арестована французской полицией, и будет приговорена к 20 годам заключения, но умерла в 1943-м.
Уцелеют двое: Вера и Болевич. Охраняемые любовью, что многие годы, с неизменным пылом, то толкает их в объятья друг друга, то безжалостно расшвыривает в разные стороны.
Их любовь – «цветок зла». Но всё же – цветок! То, что сохраняет в них единственную человеческую свободу, возможную в крутые времена, – свободу любить, переступая через все «вопреки».
В 1986 году в доме престарелых под Парижем 90-летний Болевич, по кличке Кортес, пишет письма, а иногда и звонит – редко, средств нет, – своей вечной возлюбленной «леди Вере», что живёт в Англии, на родине погибшего, доверчивого супруга шотландского лорда. Живёт в окружении кошек, с единственным новым другом – Чебурашкой, что появился недавно в её доме.
В одном из её звонков она с великой горечью спрашивает Болевича: во имя чего мы жертвовали всем, во имя чего отдали свою молодость и свою любовь? – она уж давно прозрела.
Он же в последнем своём письме-покаянии, накануне смерти, признаётся ей во всех убийствах, к которым был причастен, рассказав, что даже смерть её отца, Гучкова, тоже дело его рук, – привёл с обыском в дом старого депутата свою «банду», чтобы выкрасть документы, позволявшие Сталину уничтожить Тухачевского и прочих лучших командиров советской армии. Письмо же Болевич кончает неизменным признанием: она, Вера, была единственным человеком, которого он в жизни любил.
Письмо опоздало. Вера умерла за пару дней до его кончины. И письмо отдают её внуку, чтобы он Болевичу вернул. Но в доме престарелых он узнает, что тот умер чуть не накануне, и у него не нашлось в этой жизни ни одного близкого человека.
Так кончается эта жуткая сказка: «они любили друг друга всю жизнь и умерли в один день», или близко к тому…
Так во имя чего расцвел и был растоптан «цветок зла», и почему так легко поддавались «очарованию зла» те, кому удалось как будто его избегнуть?
Может, потому, что куда бы судьба ни закинула человека, – ему важно знать, что есть тот дом, та точка, куда он может вернуться. Если же у него эта опора отнята, он подастся любому мороку, обманывая себя, лишь бы вновь её обрести.
Фильм заканчивается удивлённой констатацией журналиста, который пытался получить интервью у Веры, а потом у Болевича, перед самой кончиной той и другого, для будущего фильма.
«Странные люди эти русские», – говорит невозмутимый молодой англичанин внуку Гучковой у края могилы Болевича.
Наверное, в самом деле, – странные: импульсивные и так трагично обманутые…
Декабрь 2006г.
|
|