| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск шестой
Изящная словесность
Насколько меньше происходило бы всего на свете, если бы не существовало слов.
Станислав Ежи Лец
Александр Аханов
ДОЖДЬ
Из цикла «Легенды Карской экспедиции»
Дождь начался ночью, открыв своим появлением полосу осенних дождей по всему полуострову. Обрадованная поначалу чистой влаге тундра расцвела, впитав первые капли воды, но затем, устав от постоянно текущей, падающей и журчащей воды, разбухла и увяла. Проторённые вездеходами и тракторами колеи мрачно серебрились среди ягеля в остатках света подразумеваемого за низкими облаками солнца.
Где-то на горизонте, между набрякшими облаками и раскисшей тундрой пробежала упряжка неведомого отчаянного пастуха. Куда он спешил, за чем...
Порыв ветра заставил дрогнуть вагончик, на буровой что-то ухнуло и упало, а дождь, идущий уже как бы не третьи сутки, холодный и мелкий как дробь «бекасин», с удовлетворением от содеянного, сеял над жёлтым бугристым пространством свинцовый бисер...
В балке было тепло, душно и пахло деревенским домом. После работы Доцент, Глеб, Игорь и сосед их из второй половины балки Сашка – тракторист, пили традиционный чай, не спеша разговаривали. Как всегда большая тема выползла на свет электрической лампочки откуда-то из глубин «семейной беседы».
Они слушали радиоприёмник. Аппарат был так себе – «Альпинист». Он нормально принимал где-либо в Европе либо в Средней Азии, но на Севере работал кое-как. Москва едва «доставала» на длинных волнах, да на средних иногда нечётко проходил Свердловск, но и то после того лишь, как Глеб соорудил наружную антенну и заземление. Родную Тюмень, из-за дальнего расстояния и малой мощности радиостанции, здесь на Ямале никто никогда не слушал. Да и очень досаждали разнообразные помехи, зачастую перекрывавшие даже сильный сигнал. Ну, во-первых, Север – тут тебе и северные сияния различной «мощности», и ещё какие-то природные штучки. Во-вторых, сама буровая трещала контактами магнитных пускателей, сваркой, не последними в создании помех были различные электродвигатели. Словом – для радиоприёма условия не самые идеальные. Тем не менее, радиопостановку «Дары волхвов» по рассказу О’Генри они прослушали до конца. Когда трески в динамике достигли апогея, выключили аппарат.
Некоторое время помолчали, затем Глеб кивнул на приёмник: ну, это, допустим, американская история. А хотите послушать не хуже, думаю, «Даров» нашу?
Все утвердительно кивнули.
Глеб продолжил:
– Человек, если он действительно человек, думаю, не может обойтись без любви. Без комфорта, без дома, без модных вещей можно прожить, но без любви... Какая это жизнь?
Он отпил чаю и продолжил:
– Конечно, хорошо, когда у тебя всё есть, об этом писано-переписано, но ведь зачастую бывает, что самого главного и нет. Любви, имею вам сказать! Может, помните: Ромео и Джульетта, Иван да Марья, Лейла и Меджнун... и так далее…
Парни отхлёбывали чай, хрустели сухарями и молча внимали оратору.
– Понимаете, какая интересная получается штука – у каждого Это происходит по-разному. Хоть и одинаково. Жил себе человек как человек, семью имел и всё такое, жену если не любил, то уж во всяком случае, относился к ней неплохо, детей не обижал. Словом, как у всех. И на тебе – бац! Это я об одном моём приятеле на Большой Земле. До экспедиции было. Встречаю его как-то в городе с дамой. Ладная такая, тёмненькая, глаза... как вишенки. Хорошенькая, а улыбка – чудо! Мужики оборачиваются – грудь и всё такое...
Вижу, мой приятель даже светится весь: и за ручку её возьмёт, и приобнимет, и украдкой по голове погладит... Видно, что не так просто... Одновременно и домашняя, и стерва! Женщина! Очень приятная, кошка в хорошем смысле.
– Да, уж, – пробормотал Доцент, – живописуешь здорово, я бы тоже... Ты часом её не отбил?
Глеб не обратил внимания на слова Анатолия и продолжил:
– Года три, оказывается, они уже встречались. И вот однажды захожу в кафе «Кристалл» – там неплохо готовили цыплят табака. Вижу: сидит мой приятель, скучный, мрачный как утёс Стеньки Разина. Сел к нему. То да сё, о жизни, о погоде... Спрашиваю, между прочим, как у него дела идут с его дамой.
– Так себе. То есть всё хорошо, если это можно так назвать. Пойдём-ка на улицу, на лавочке посидим, подышим – надоел этот чад – он кивнул в сторону кухни, откуда действительно принесло волну запаха пережаренных масла и жира.
Вышли мы на площадь к кинотеатру. Тепло, солнце светит, люди смеются, фонтан плещет, в нём мальчишки купаются, красота!
– А вон там она живет, – вдруг сказал приятель и кивнул на одну из многоэтажек. Я... бываю здесь часто – она собаку выводит на прогулку... Муж у неё, детей двое, сёстры да куча родственников. Сказала она как-то, что её свекровь, когда умирала, очень просила не бросать её сына. Не бросать, понимаешь? «Он такой беспомощный в жизни». Вот она и не бросает. А дети уже взрослые. Я её попросил мне одного родить. Согласна, но при живом-то муже...
И не уехать никуда – родне она словно родная мать – все её любят, со своими болячками к ней идут. Ну, посмотри – разве можно её не любить – он взглядом указал на женщину с немецким сеттером, медленно идущую через площадь. А, может, она мужа любит и меня? Сразу двух, бывает же такое... Хоть тот, как напьётся, очень её ревнует… Синяки я видел. Говорю – дай, ему как следует врежу! Не разрешает... а без спросу я не могу, мало ли что... Временами такая тоска берет – закрыл бы глаза и ни на что не смотрел бы. Раньше не понимал – как это люди из-за любви стреляются, топятся. Теперь понимаю. Застрелю, думаю, её, потом себя... чего только не передумал... Подумаю, успокоюсь, решу, что не прав, и снова прихожу. Не могу. Сплю – она. Увижу на улице женщину, фигурой похожую – сердце зайцем прыгает! И все праздники без неё! Бывает, правда, вырывается она на несколько часов...
Тяжело всё менять в сорок с лишним лет, да что впереди неизвестно... Я ведь понимаю. Ну, ты извини, брат, я к ней...
Площадь перед кинотеатром была полна народа, но я смотрел только на них. Они очень подходили друг другу. Действительно, две половины одной жизни... Вот они встретились как бы случайно, он коснулся её руки... пальцы на мгновение встретились и тут же расстались...
Смешно и печально – два взрослых человека украдкой дотрагиваются друг до друга. Совсем как в кино или каком-то забытом романе. И что им прикажете делать? Я, например, никакого совета дать не могу, да и что мои советы? У людей может быть та самая весна, которой раньше не было. Что тут скажешь. Вывести какую-то там мораль? А кто знает, что это на самом деле. Там – семья, здесь – семья. А?
Глеб замолчал, подул на давно остывший чай, разгоняя маслянистую плёнку, тускло отражавшую свет лампочки.
Некоторое время в балке было тихо, только гром дизелей равномерными волнами наплывал на балок, да в такт рокоту позванивало стекло в окошке, еле слышно, жалобно и тоненько.
– Аа! Сколько раз говорил – забейте гвоздь, что ли! – Доцент досадливо постучал по стеклу пальцем. – Забодало! Ну, и что должен сделать твой знакомый? Квартиру купить для тайных встреч? Да если ты не банкир или не бандит – что, впрочем, почти одно и то же, это лет через тридцать. Как раз только и женихаться. И всё же завидую им… Парни, чего молчите? У нас вечер одного вопроса и многих ответов.
Сашка провёл рукой по струнам гитары, с которой расставался только на время работы:
– А! Не знаю! Бабы... они такие... дуры! А! Ну их к дьяволу!! Что говорить... толку от них только на кухне да в постели. И то не от всех... Да ну их всех к чёрту! Знаем, всякое бывало. Не верю я им! Как чего нужно, так – сю-сю-сю! А потом… Нет! Не верю я им!
Он взял аккорд, как бы поставив музыкальную точку сказанному, и занялся чаем.
Доцент посмотрел на Игоря:
– А ты, друг ситный, чего приятного скажешь?
– Хха! А что говорить. Где-то я читал, что давно... в России можно было иметь жён сколько хочешь… ну, не сколько хочешь, конечно, но три-четыре – это точно. Взять того же Владимира-князя. Море жён! Эх, если бы сейчас такое было возможно – масса проблем отпала бы. Конечно, появились бы новые проблемы – где денег взять, но когда у человека несколько женщин – это здорово. Стимулирует. Что бы там ни говорили, а одна женщина, это, как правило, мало... Понимаешь, одна как бы это сказать… не то чтобы мало… эээ… ну не хватает в каждой чего-то, чего нет у другой! Ведь редко бывает так, чтобы всё сочеталось, особенно личный контакт.
Если говорить серьёзно – мне завидно, по-хорошему. Не каждому дано вот так... Да я в основном и не встречал среди своих знакомых подобное. Так, мимолётные связи, ни то, ни сё... Мура, одним словом, и маята. Не то. Как ты говорил? Ну... это, о примусе. Ну, помнишь, недавно мы чего-то обсуждали, на днях? Не сломайте мол, примус без вреда, или как там по-латыни, Доцент?
Доцент возмущённо потряс бородой:
– Ну ты, лингвист хренов! Какой там примус! Не сломайте... Это – «Primus non nocere». Прежде всего – не навреди. Девиз врачей. В смысле: если лечишь, так гляди в оба – больной внимания требует.
– Вот, вот. Именно внимания! Советами здесь никак не поможешь. И перед семьёй не виноват – кто же знает, когда Это придет. Вот Оно взяло и пришло! Любовь, она не спрашивает, можно войти или нельзя, она просто приходит и всё, чёрт побери! И ничего тут не поделать. Человек таков!
Сашка наморщил нос:
– Дак есть ли эта самая любовь? Все толкуют – никто не видел, все болтают – никто толком не знает! Бабы… они такие подлые!
– Э, брат! – Доцент покачал головой. – А мужики, конечно, гораздо лучше? А бабы так и не люди? А ты на себя посмотри? А все мы что, идеальные?
Они долго пили чай, заварили ещё, курили, обмениваясь, казалось, совсем ничего не значащими фразами, каждый думал о чём-то своём, сокровенном, а дождь всё шёл и шёл, стекая по мутным стёклам вагончика ветвистыми серебристыми струйками и конца края ему не было видно.
|
|