Литературно-художественный альманах

Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.


 

 Выпуск восьмой

 Сибирь - Казахстан

 Нет такого народа, кто не искал бы в своей жизни утверждения национальной гордости.

А.Н. Толстой

Сеит Каскабасов

ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ДИАЛОГ» (Алматы, 2008)

Казахская словесность, имена виднейших казахских писателей органически вписаны в историю мировой культуры. Период независимости открыл новые горизонты и создал наиболее благоприятные условия для развития международных литературных и культурных связей Республики Казахстан. В изменившихся исторических реалиях настало время разработки новых методологических проблем, связанных с переосмыслением историко-литературных аспектов диалога культур, определением места казахской литературы в мировом художественном процессе, выявлением роли и значения литературы в развитии современного национального самосознания в полиэтническом государстве.

Казахстан издревле был вовлечен в мировой культурный процесс. Процессы культурного обмена, уникальные транзитные особенности Казахстана проявились наиболее отчётливо и ярко с открытием Великого шёлкового пути. Уже в средние века мощно развивались тюркская, казахская, античная, арабская и китайская литературы и культуры, они привносили каждая своё и обогащали друг друга. Особенно интенсивно культурные контакты стали развиваться в новое время. Особое географическое расположение – на перекрёстке Востока и Запада, образ жизни и многообразие культур, существовавших на территории Казахстана, определили специфику казахской культуры, её открытость и вселенскую отзывчивость. ХIХ век принёс в казахскую степь проникновение русской культуры. Творения мировой классики стали знакомы казахскому читателю через русский язык.

Древние культурные связи Руси со Степью прослеживаются на протяжении веков. О. Сулейменов в книге-эссе «Аз и Я» приводит множество тюркских терминов и грамматических конструкций, используемых безвестным автором «Слова о полку Игореве», и высказывает предположение, что написать «Слово…» мог и обрусевший кипчак. Связи русских с туранцами закреплены не только этнографически, но и антропологически, «ибо в русских жилах, несомненно, течёт, кроме славянской и угро-финской, и тюркская кровь».

Татищев и Паллас, Левшин и Пушкин, Потанин и Стасов, Веселовский и Тверитин и другие заложили основу многих научных дисциплин. В формировании науки о казахском устно-поэтическом творчестве, берущей начало со второй половины XVIII века и уже в досоветский период сложившейся как научная дисциплина, огромна роль российских учёных-востоковедов, тюркологов и деятелей культуры. На первом этапе становления науки о казахском фольклоре преобладала ознакомительно-описательная работа, носившая порою характер экзотического любования. В этот период, за отдельным исключением, не было подлинно научных исследований о фольклоре и даже специальных текстовых сборников. Отдельные же фольклорные сюжеты давались в пересказе в путевых очерках, дневниках и записях тех, кто бывал в Казахстане.

Первые сведения о хозяйстве, быте и культуре казахов стали известны России и Европе благодаря трудам П. Палласа, Н. Рычкова, И. Георги, Г.Г. Спасского и других. Особенно значительным был трёхтомный труд А. Левшина «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких орд и степей» (1832 г.), высоко оценённый «Литературной газетой», редактором которой был А.С. Пушкин.

Начало освоения казахской литературы связано с именем Пушкина, который записал поразивший его фольклорный шедевр «Козы Корпеш – Баян Сулу», а Тверитин перевёл его на русский язык. Академик Веселовский широко вводил казахский материал в научный оборот. Существенный вклад в становление казахской фольклористики внесли Императорское Русское географическое общество, его отделы и подотделы в Оренбурге, Омске и Семипалатинске. На страницах «Известий ИРГО» и «Записок ИРГО» печатались научные статьи Г. Потанина, П. Семёнова-Тянь-Шанского, В. Вельяминова-Зернова, В. Радлова, а в периодических изданиях – работы И. Алтынсарина, С. Джантурина, Т. Сейдалина, А. Белослюдова и многих других. Особую роль сыграли научные сборники В. Радлова, И. Березина, Я. Лютша, Г. Потанина. К концу ХIХ – началу ХХ столетия казахский фольклор стал исследоваться более глубоко. Это – работы выдающихся русских учёных В.В. Стасова, Вс.Ф. Миллера, А.Н. Веселовского, В.В. Радлова, Г.Н. Потанина. В последней трети ХIХ и начале ХХ века стали собирать и исследовать музыкальный фольклор Р.А. Пфенниг, А.Ф. Эйхгорн, М.Г. Готовицкий, В.А. Мошков, Г.И. Гизлер, С.Г. Рыбаков и другие.

Затем Казахстан стал проявлять интерес к России, что сменилось впоследствии взаимным интересом. Свидетельством этого стало каждодневное взаимодействие и взаимообмен. И, конечно же, идеи Трубецкого, Карсавина и других евразийцев нашли благодатную почву в наших странах и в наших литературах.

Диалог Востока и Запада оказывает влияние на литературу и культуру евразийских государств. Немаловажное значение в сохранении межэтнического согласия имеет евразийская ментальность, присущая двум ведущим этносам страны – казахам и русским, от психологического настроя которых многое зависит в политической жизни нашего государства.

В менталитете этих двух наций наличествует много общего, выработанного не только историческими и культурными обстоятельствами, сформированными многовековой их совместной жизнью. Общая для них ментальность является также плодом условий их жизни, протекавшей на огромных просторах Евразийского континента, с его бескрайними степями и лесами, требовавшими от людей неимоверных усилий и энергии, чтобы обеспечить себя какой-нибудь достойной жизнью. Именно это сформировало в течение многих тысячелетий т.н. евразийскую ментальность, рудименты (реликты) которой наиболее отчётливо сохранились в психологии, характере и поведении современных казахов и русских.

Для евразийских народов, живущих не в глубинной Европе и Азии, характерны толерантность, открытость и доверчивость. Эти черты характера особенно ярко обнаруживаются в менталитете казахов и русских. Терпимость к чужим религиям, к разноязыким соседям является следствием открытости и доверчивости обоих народов. Конечно, и эти качества имеют свои историко-социальные корни. Ещё в раннем средневековье в Казахстане мирно уживались люди, проповедовавшие ислам, христианство, буддизм и иудаизм. В нашей стране никогда не было конфликтов, вызванных религиозной нетерпимостью. И в России русское православие не изгоняло людей иной веры. Надо полагать, что такая толерантность также обусловлена огромными просторами Евразийского континента, подарившего своим жителям широту души и открытость, как сами просторы, доверчивость, как сама природа, подлинным детищем которой были евразийские народы. Думается, что такая сформированная веками евразийская ментальность, как характерная черта евразийских наций, выступает в настоящее время одним из главных факторов сохранения межэтнического согласия в нашей стране.

Современный литературный процесс Казахстана, являясь составной частью мирового литературного процесса, наследует традиции предшествующих культурных эпох. Литературная классика, переосмысленная с новых позиций и вовлечённая в диалог культур, наполняется новым содержанием, открывается новыми гранями, ранее не исследованными. Диалогизм предполагает много аспектов (межличностный диалог, диалог текстов, диалог внутри текста, диалог героя и автора и т.д.). Подтверждением того является регулярное проведение международных конференций и издание их материалов: «Россия – Запад: диалог культур» (МГУ им. М.В. Ломоносова), «Восток – Запад: диалог культур» (КазНУ им. Аль-Фараби), издание сборников «Диалог культур» (Барнаул), «Литературная классика в диалоге культур» (Москва) и т.д.

У Института литературы и искусства им. М.О. Ауэзова МОН РК и Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН установились прочные отношения. В серии «Эпос народов Евразии» вышел том, посвящённый лучшим образцам казахского романического эпоса «Козы-Корпеш и Баян-сулу. Кыз Жибек» (Москва, 2003). Проведены две совместные международные научные конференции «Духовное наследие и современная культура: текстология, освоение, изучение» (2005) и «Пушкин – Абай и казахская литература» (2006). Участники последней обсуждали проблемы литературной рецепции, особенно характерные для казахско-русских литературных взаимоотношений. Среди участников видные учёные России, Узбекистана и, разумеется, Казахстана: доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник ИМЛИ им. А.М.Горького П.В. Палиевский, доктор искусствоведения АН Узбекистана М.А. Хамидова и другие. От нас – известные учёные Ш.Р. Елеукенов, Ж. Исмагулов, С. Абдрахманов, Н.О. Джуанышбеков, А.С. Исмакова, Т.В. Кривощапова, С.В. Ананьева и другие.

Абай и Пушкин – фигуры ренессансного типа, два гения, яркие представители евразийской культуры. Благодаря их творчеству, выступающему примером взаимопонимания и проникновения, русская и казахская литература стали широко известны мировому сообществу. Великий казахский поэт, гениальный мыслитель, талантливый композитор Абай – феноменальное явление не только казахской, но и мировой литературы. Просвещённый ум, тревожная ищущая мысль, удивительная цельность взгляда на мир отличали его поэзию, насыщенную философскими раздумьями о думах и чаяниях родного народа, о гуманистической сущности человеческого бытия. Идеи торжества разума, непреходящей значимости нравственности, неизмеримой ценности знания были определяющими в его многогранном творчестве, а благодаря переводам на русский язык Абай стал достоянием всего человечества.

Поэт Ренессансного типа, степной побратим И.В. Гёте и А.С. Пушкина, он был открыт восприятию культурных ценностей восточной и западной цивилизаций. Обогатив свой поэтический мир народным творчеством, казахский поэт связал прошлое с современностью, создав сплав из всего лучшего, что было в мировых культурах.

В приветственном слове консул Генерального консульства России в Алматы, представитель Росзарубежцентра В.Т. Селиванов отметил, что за прошедшие после распада СССР 15 лет и России, и Казахстану пришлось напряжённо и целенаправленно работать над тем, чтобы сгладить те диспропорции, которые возникли на начальном этапе в государственном строительстве, экономике, науке, образовании, производстве и социальной сфере. Помимо решения сугубо внутренних задач, отмечается устойчивая положительная динамика по всем важнейшим направлениям российско-казахстанских отношений. Воссоздан, в том числе, необходимый геостратегический баланс нашей внешнеполитической деятельности. Важнейшими его проявлениями являются такие примеры укрепления доверия и взаимопонимания, как ратификация договора о российско-казахстанской государственной границе и официальная передача Президентом России – Президенту Казахстана председательства в Совете глав Содружества независимых государств.

Начало Года Абая в России ознаменовано было открытием памятника выдающемуся сыну казахского народа Абаю Кунанбаеву в центре Москвы, на Чистых прудах. А тот горячий отклик, который получила пушкинская тематика на земле Казахстана, позволяет констатировать, что инициатива наших президентов создала благоприятные условия для дальнейшего обогащения многообразной палитры российско-казахстанских культурных связей.

Доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник ИМЛИ им. А.М. Горького РАН П.В. Палиевский произнёс проникновенные слова о двух гениях российской культуры – Пушкине и Глинке. Почти все подлинные деятели русской культуры, подчеркнул московский учёный, тянутся к высшему совершенству. Но Глинка в этом общем движении – ближе других к Пушкину в приобщении к иным национальным стихиям. Через «вольного горца» с Лезгинкой и садами Черномора в «Руслане» Глинка сразу выводит русское духовное пространство на Восток. Оно расширяется почти мгновенно через Кавказ Рубинштейна в «Демоне», балакиревский «Исламей» и Среднюю Азию Бородина, арабское роскошество «Шехерезады» Римского-Корсакова и многое подобное. В «Иване Сусанине», в польской сцене Глинка создал образ такой красоты и притягательности, перед которым вот уже почти 2 века ничто не может устоять.

Одна уникальная способность Глинки, которую он разделяет с Пушкиным, по мнению П.В. Палиевского, выглядит сейчас наиболее значительно. Это – абсолютная уверенность во благе жизни и классическая ясность её выражения. Личное общение Пушкина и Глинки крайне скупо выдаёт, как его музыка шла шаг за шагом за поэзией Пушкина. Он не числится в кругу друзей Пушкина, подобно Жуковскому, Дельвигу, Плетневу и его сверстнику Соболевскому. Зато – незаметно для них впитывает и перенимает черты пушкинского гения. Музыка Глинки принимает на себя единую, ещё не разбежавшуюся по сторонам задачу Пушкина. В ней снова виден главный, центральный ориентир, который нельзя в любых обстоятельствах терять. Именно с уходом Пушкина у Глинки ясно проступают черты утраченного рая, о которых сказал Асафьев; поэтические и музыкальные образы Пушкина и Глинки совершенно совпадают.

В рамках последней конференции состоялся «круглый стол» «Литературная классика в диалоге культур». Его участники предприняли попытку осветить процессы, происходящие в мировой литературе и литературе Казахстана, придя к мнению, что каждый из классиков составляет целую эпоху, самостоятельный мир, со своим особым отношением к большим мировым вопросам, которые решаются или заново ставятся с перспективой на будущее. Литература существует и уходит от внутренних идеологических установок, а задачей искусства остаётся самовыражение таланта и гения.

В статьях, представленных на страницах сборника «Литературно-художественный диалог», изучение литературы (особенно рубежа веков) обнаруживает новые аспекты в её развитии. Творчество выдающихся классиков казахской литературы Абая, М. Ауэзова, поэтов С.-М. Торайгырова, М. Жумабаева и их преемников получает новое осмысление и освещение в контексте диалога культур, одной из форм которого выступает литературное взаимодействие. «Смена литературно-эстетической парадигмы, происходившая на наших глазах, коренным образом повлияла на всю систему литературоведческого мышления, его теорию и методологию, включая раздел, изучающий проблемы сравнительно-сопоставительного изучения литератур… Творческое восприятие эстетического опыта других народов, переосмысление и трансформация его, являясь одним из конкретных проявлений общих законов искусства, не вымывают фундамент единичного, национального, созданного всей историей данного народа, а способствуют умножению его духовных богатств новыми ценностями», – пишет Ш.Р. Елеукенов, автор статьи «Пушкин и эпистолярный роман Абая», в которой предлагает считать эпистолярный роман Абая не как перевод «Евгения Онегина» Пушкина, а как его версию, самостоятельное произведение. Произведение Абая, роман в письмах, – акт свободного творчества. И если назвать роман «Евгений – Татьяна», то это название отвечает национальной традиции («Козы Корпеш – Баян Сулу» и т.д.). У Абая образ Онегина создан по традиции реализма Просвещения, главный герой изображается как образец подражания для казахских джигитов. Роман Абая не укладывается в рамки традиции «назира». К нему не подходят и принятые нормы адекватного перевода. Лирике Абая и его эпистолярному роману, по глубокому убеждению Ш.Р. Елеукенова, принадлежит особая роль в становлении казахского романа.

О гётевской «Ночной песни странника», переложенной Абаем и зазвучавшей по всей казахской степи, размышляет Г. Бельгер в статье «Отзвуки (Шиллер – Лермонтов – Абай)». Это совершенно уникальный факт в истории мировой культуры. Посредником между германским и казахским поэтами оказался русский гений – Михаил Юрьевич Лермонтов. Философская доминанта творчества немецких и русского поэтов оказалась близка, более того – созвучна абаевской музе, он чутко расслышал обертон чужедальной музыки и переложил, воспроизвел его на свой лад, сделав его понятным, родным казахскому мировосприятию. Явление достойное и гордое. В нём слышится лейтмотив шиллеровской «Оды радости», так ликующе, так страстно воспевавшей родство, единение душ («породнись душа с душой»), призывавшей «к откровенью в сердцах», к объединению миллионов.

Абай был удивительным переводчиком, своеобычным интерпретатором. Он, по мнению Г. Бельгера, переводил то, что его волновало, ложилось на его душу, соответствовало его мироощущению, душевному настрою. И при этом он никогда не упускал из виду ту среду, в которой должен был бытовать его перевод, то есть ту национальную почву, в которую он как бы пересаживал иноземное творение, приспосабливал к казахской ментальности, адаптировал для казахского слуха. Он словно усыновлял «чужеродное» стихотворение, внедрял его в казахское сознание, делал его своим, кровным, родным. Обряжал в национальную одежку, облекал даже в мелодию, в музыку. И потому в его поэтическом наследии встречаются разные переводы: точные, вольные, переложения, переделки, подражания. Но на основе шиллеровско-лермонтовской миниатюры, раздвинув её границы, по сути дела казахский поэт создал новое произведение, также лапидарное, афористическое по форме, отмеченное опытом зрелого ума и национальным мировосприятием.

Яркой моделью решения литературной рецепции, восприятия инонационального мира в современной ситуации на примере взаимоотношения русской литературы с литературами Кавказа является статья «Конфликт ценностей или ценность разнообразия? О литературной рецепции инонационального мира» заведующего Отделом литератур народов РФ и СНГ Института мировой литературы РАН, доктора филологических наук, профессора К.К. Султанова. Открытие и познание Кавказа в его реальной и культурно-мифологической ипостасях прямо участвовало, перерастая уровень тематического предпочтения, в формировании духовных приоритетов и ценностных ориентаций русской литературы, в становлении писательских судеб. В русской литературе наблюдалось постепенное смещение точки зрения в сферу изнутри познаваемого горского локуса, кавказского мира как самодостаточной реальности. Познание изнутри означало признание внутренней шкалы ценностей, принципов, на которых кавказский мир незыблемо стоял, сохраняя своё лицо вопреки катастрофическим обстоятельствам.

«Назревшая потребность в переходе от описательной историографии русской литературы о Кавказе к историософии художественного открытия Кавказа, от факта к его феноменологии, к выявлению всего состава смысловых интенций кавказского дискурса, – подчёркивает К.К. Султанов, – позволит изменить стратегию прочтения привычного материала, выявляя его парадигмальное ядро. Ценностный центр, этическая сверхзадача или, если хотите, болевая точка исхода на Кавказ не столько в изгнании так называемого варварства под миссионерским флагом неумолимо наступающей цивилизации, сколько в глубинном зондировании идеи сближения и возможного преодоления историко-культурного отчуждения. Этот подход становится прагматически актуальным и в более широком смысле, если не забывать о нынешней обстановке обвального роста невежественных представлений о Кавказе и, с другой стороны, тотального обесценивания, в том числе самого феномена русской классики, которая в постмодернистском дискурсе нередко представляется как некий «артефакт».

Концептуально важным представляется и другой аспект затронутой проблематики. Трудно переоценить роль и значение русской литературной классики как одного из генераторов (наряду с восточной и арабо-мусульманской традициями) становления наших национальных культур, как носителя и проводника идеи универсализма. Более широкая трактовка коммуникативных функций национальной (нерусской) литературы, испытавшей в своём формировании духовное притяжение русской литературы, позволила бы утвердить в системе представлений о её динамике и гносеологических возможностях понятие «мировая литература» как рабочую категорию и необходимое звено в иерархии взаимосвязанных уровней (национальное – региональное – мировое).

Особую актуальность для литературоведения представляет малоисследованный вопрос о развитии символизма и романтизма в казахской литературе. Особую значимость приобретает исследование эволюции романтизма как явления художественно-литературной системы Казахстана начала столетия. Ведущими тенденциями казахской литературы начала века выступают интенсивное развитие романтизма, символизма, реализма, углубление социальной дифференциации, усиление философского звучания, обогащение психологического анализа, новые, нетрадиционные формы прозы и поэзии.

Художественный процесс исследуемого периода, как отмечает автор статьи «Символизм в казахской литературе» Б.Б. Мамраев, отмечен определяющей ролью фольклорного влияния, просветительско-романтическим симбиозом, слитностью романтического и реалистического художественного мышления. Историко-литературное значение казахского романтизма залючается в том, что он послужил важной и необходимой ступенью дальнейшего развития национальной литературы на её пути к реализму. Поэты романтического и символистского направления, безусловно, внесли новое содержание в центральную тему литературы – тему личности, тему человека, его естественного права на свободу. Они приблизили поэзию к успешному решению задачи отражения реальной действительности.

Творчеству крупнейших поэтов и писателей начала века С.-М. Торайгырову, М. Жумабаеву, Б. Кулееву присущи гуманистический дух, демократическое чувство, обострённый патриотизм – имено эти черты дают возможность воспринимать казахскую литературу начала столетия как особую эпоху в истории художественной мысли Казахстана.

Ливия Которча, автор статьи «Николай Гоголь и Велимир Хлебников (непрерывность в срыве)», выявляя органическую связь авангарда с Гоголем (провозвестившего и создавшего новую парадигму, которой будет следовать ХХ век) по линии видения мира и поэтики, обращается к одному из представителей этого движения – Велимиру Хлебникову. Подобно Гоголю, с самого начала своего творческого пути, Хлебников видит себя пророком и медиумом, через которого мир может снова обрести свой первоначальный образ. Более того, проблематика «Украина и украинцы» становится знаковой для мышления и творчества Хлебникова.

Хлебников путешествует по всем островам и землям мира вместе с Гоголем, что блестяще демонстрирует Ливия Которча, приходя к выводу, что «автор “Мёртвых душ” научил Хлебникова, своего “двойника” ХХ века, что смотреть и исследовать объективный мир нужно именно для того, чтобы превзойти его предметность и превратить “вещь в себе” в субъективную форму духовного опыта. Но Гоголь говорит, что такое чудо возможно осуществить, не отринув очарования и покоя материи, вдыхающих в неё особый вид духовности, приближающих её к абсолюту».

Об ориентализме в творчестве поэтов и графиков Бессарабии пишет Мирослава Метляева. Истоки традиций ориентализма в европейском искусстве исследователь находит ещё в ХVII веке у Карпаччо и Рембрандта, копировавших восточные миниатюры. Если в XVIII – первой половине XIX века европейцев пленяла игра причудливого орнамента и красочность китайской и японской живописи, то для импрессионистов больший интерес стало представлять другое искусство, доселе неведомое Западу: лаконичное, но предельно острое по рисунку, монохромное искусство школы чань (дзэн). Любопытным в этом плане считает Мирослава Метляева творчество молдавского художника и графика – Алексея Колыбняка, особо обращая внимание на соотношение изображения и каллиграфического текста.

Любопытные примеры влияния искусства Японии и Китая прослеживаются и в поэзии Молдовы (Бессарабии). Особый интерес, как считает автор публикуемой в нашем сборнике статьи, вызывала и вызывает средневековая японская поэзия, имеющая продолжение и в новое время. Мирослава Метляева подчёркивает эстетический феномен воздействия живописи и поэзии Китая и Японии, смысл которого скрывается во многих семантических структурах: философских, логико-понятийных, мифопоэтических, нормативно-описательных. Условность пространства и времени, пребывающих в произведениях живописи и поэзии по отношению к бытовому восприятию этих двух параметров, можно уподобить условности языка.

Проанализированные в статье М.Х. Мадановой «Европейские источники по литературному творчеству Мухтара Ауэзова» иностранные публикации позволили выявить и определить некоторые закономерности восприятия творчества Ауэзова за рубежом. По свидетельствам многих зарубежных критиков, эпический роман Мухтара Ауэзова «Путь Абая», ставший энциклопедией жизни казахского народа, признан шедевром мировой литературы. Указывая на контактно-генетические связи, М.Х. Маданова подчёркивает, что наряду с ними, в обширной литературе по зарубежной рецепции творчества Ауэзова существует множество интересных документов, отражающих и уровень типологических литературных связей. В этих статьях и рецензиях иностранных авторов зачастую приводятся новые и неожиданные сравнения и параллели, вызванные чтением произведений Ауэзова, и различные ассоциации с событиями в современной жизни или ассоциации с конкретными личностями, широко известными у себя на родине.

Одним из авторитетных источников восприятия творчества М.О. Ауэзова являются иностранные литературные энциклопедии и справочники. В 80-90-е годы ХХ столетия имя Мухтара Ауэзова впервые появилось в таких широко известных энциклопедиях, как энциклопедия Брокгауза, энциклопедия мировой литературы Кренера (Германия), энциклопедия Ларусс, а также всемирный справочник по литературам Ларусс (Франция). Представленные материалы наглядно демонстрируют, что творчество Ауэзова имело исключительное значение в процессе формирования международных литературных связей казахского народа и мирового признания казахской литературы.

Жизнь и творчество А.С. Пушкина, поэта ренессансного типа, по-прежнему приковывают к себе пристальное внимание современных исследователей, в книгах которых давно известные факты и эпизоды получают принципиально новое толкование и объяснение. Исследования Н. Раевского позволяют полнее воссоздать облик Н.Н. Гончаровой, живую картину жизни семьи Гончаровых, Д.Ф. Фикельмон, П. Вяземского, и, конечно же, самого Пушкина. Ценность книги «Портреты заговорили» Н. Раевского, обогатившей мировую пушкиниану, в том, что большое количество иноязычных документов, в том числе выдержки из писем Александра I к юной графине внучке Кутузова Д.Ф. Фикельмон и её матери Е.М. Хитрово, переведены с французского самим Н. Раевским и опубликованы им впервые. Таким образом, благодаря истинно подвижнической деятельности писателя, новые материалы, введённые в научный оборот, становятся достоянием широкой научной и читательской аудиторий.

Для книг Н. Раевского характерно многоуровневое восприятие, зависящее от культурного контекста, вложенного автором, и от уровня читающего. Восприятие происходит при совместном вхождении в текст и попытках уже не анализа, а продолжения. Информация, полученная в процессе чтения, предполагает не конечный результат, каким бы он важным ни был для автора, а именно способ познания как процесс, принципиально не имеющий окончания. Этот постоянно продолжающийся процесс и есть результат чтения. В такой прозе точка зрения смещается, и автор становится своим собственным читателем, а читатель – соавтором, каждый раз заново создающим написанное. Текст уходит в глубину, увлекая читателя. Книги казахстанских пушкинистов Н. Раевского, Н. Гринкевича, Г. Гайворонского, К. Кешина и других введены в научный оборот, их цитируют исследователи творчества поэта.

Схожесть не только в образах, но и в идеях произведений У. Фолкнера и М. Ауэзова отмечает А.К. Тусупова. Это связь между природой и детьми, сходство в стиле авторов, в их манере описывать пейзажи, в одном случае, это степные просторы, сугробы, которые выдерживают вес волка, а в другом – автор говорит о зелёных лесах, доме медведя, где он может исчезнуть или внезапно появиться. Кажется, что природа заодно с хищниками, то есть, против человека.

В статье «Восприятие творческого наследия Абая Кунанбаева за рубежом» А.К. Машаковой представлен процесс перевода произведений Абая на иностранные языки и, соответственно, их рецепции зарубежными читателями, учёными и литературными критиками. Основной особенностью рецепции творческого наследия Абая Кунанбаева за рубежом является тот факт, что наиболее активно произведения Абая стали переводиться на иностранные языки только в период независимости Казахстана. При этом наибольшее количество переведённых на иностранные языки книг с произведениями Абая появилось в 1995 году: сборники с его поэмами и избранными стихотворениями появились в Турции, Иране, Пакистане, Индии, Китае, Монголии. Творения Абая были переведены на французский, корейский языки. В дальнейшем перевод на иностранные языки произведений Абая продолжался. В 2001 году были изданы «Слова назидания» на немецком языке, в 2007 году – на арабском языке.

Таким образом, творчество Абая является объектом пристального внимания и изучения со стороны европейских и восточных профессиональных читателей, которые высоко оценивают великие творения казахского поэта. Литературные критики указывают на важную роль казахского поэта в духовном развитии народа, сравнивая его с выдающимися личностями своей страны и ставя Абая в один ряд с классиками мировой литературы. Поэзия Абая сочетала в себе черты западной и восточной классической поэзии, поэтому его творчество является понятным и близким по духу и западным, и восточным читателям. Они подчёркивают, что произведения Абая, созданные в прошлом столетии, до сих пор не утратили своего общечеловеческого значения и продолжают служить высоким идеалам современного мира.

В современных условиях акцент государственной политики закономерно перемещается от вопросов экономики и политики к проблемам духовности. Происходит осознание того, что именно художественно-эстетическая культура является основой устойчивого духовного развития общества. Литература на современном этапе развивается ярко и интенсивно, включаясь в диалог культур, так как писатели, живущие в разных странах и имеющие различные мировоззрения, участвуют в диалоге как современники, вступают в перекличку двух и более культур. Диалог становится всё более явственнее, насыщеннее и весомее.