Литературно-художественный альманах

Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.


 

Выпуск пятый

Рифмы и ритмы

Самое ценное в жизни и в стихах - то, что сорвалось.

Марина Цветаева

Павел Маркин ( Ёж )

ДОМОВОЙ-МАЛОЙ

 Павел Маркин – Родился в 1968 году в Красноярском крае. Студент Литературного института им. А.М. Горького (семинар поэзии И.И. Ростовцевой).

* * *

Блазнится, как отправился я в школу

С хозяйственною сумкой на ремне,

Как без конвоя сам приехал в Колу,

Где в интернате быть придётся мне.

Как, обжигая, сигарета тлела,

Как обзывались модным словом «тварь»,

Но слишком резко память впечатлела

Витые буквы, как открыл Букварь.

Они сияли сразу за обложкой,

Такие непонятные тогда,

Что обводить стал деревянной ложкой,

заныканной в кармане завсегда.

Про всё забыл, но наш преподаватель

(«училка» так себя велела звать)

как крикнет: «Что за первооткрыватель?

Я тут о главном – а ему плевать.

Ну, всё для них! Образованье даром,

Внимали бы – они же вот шалят,

Как будто кто намазал скипидаром

По месту, на которое велят.

Да мне за то, что неучей учила,

Златая полагается медаль,

А я мигрени токо получила –

До пенсии ещё такая даль».

Неловко перед нею за оплошность,

Но я не понял – в чём был виноват?

Я б со стыда сгорел за эту пошлость,

Когда б сосед мне не шепнул: «Быв-ват».

И я подумал, глядя ей на тицы:

Не заржавеет за меня медаль…

А со страницы Буквенные птицы

Влекли меня в неведомую даль.

* * *

Ведом этапом через город Киров,

до Вятки был «столыпинский» вагон.

И вот попал по воле конвоиров

соседом малолеток в перегон.

Мальчишки колбасу на всё меняли,

им «западло»: похожа, мол, на член…

И мужики в глазах себя роняли,

сдаваясь голоду гурьбою в плен.

А где-то мамы этих вот мальчишек,

кровиночек желая поддержать,

посылки собирали с мелочишек,

но вот чужие дяди будут жрать…

Когда пошла вечерняя оправка,

в одном я сына будто бы узнал,

и на листе, какая-то там справка,

«маляву» к ним с вопросом отогнал…

Вот так совпало, что пацан похожий

мне жизнь свою в «малявах» рассказал,

мол, подвернулся раз такой прохожий,

что, их скрутя, доставил на вокзал.

А на вокзале сразу в спецприемник,

пошли «все ночи, полные огня»…

И вот их гонит по стране наёмник,

мотаются уже четыре дня.

Нигде их не берут, везде избыток,

а в Вятичах прекрасная тюрьма,

но с «хавкаю» у них сплошной убыток,

мол, предки поналожили «дерьма».

Нас в ночь пригнали, в «воронки» набили…

Ну, здравствуй, город Вятка, Боже мой,

зачем без окон те автомобили?

Сильней в этапах хочется домой.

Хорошая тюрьма! Шикарна пайка!

Я мог все впечатления сравнить,

лишь несвободы страшная напайка

все тюрьмы может на земле равнить.

Ах, как приятно грусть свою вселенской

тюремной вечной грустью наполнять…

В своей стране с тоской военнопленской

хоть что-нибудь, хоть раз – не выполнять.

В чужом монастыре своим уставом

Ты ничего не сможешь доказать…

И по «дороге» гнал сплошным составом

«малявы», чтоб мальчишке показать,

Что есть еще на белом свете счастье,

что истечет песком любейший срок,

когда людей хорошее участье

поможет вдруг ответить на зарок.

Я уводим этапами всё дальше,

где будто бы лишь тундра и пустырь,

но так надеялся, что блёстки фальши

не повлекут в тюремный монастырь.

2 марта 2001г.

ДОМОВОЙ – МАЛОЙ

Добрался до дедова дома,

И слёзы текут по щекам,

И память, тоскою ведома,

Скулит в подголосье щенкам.

 

И снова листочек багряный

У дома в снегу подберу,

Когда возвращаюсь весь пряный

От хвойного духа в бору.

 

Нарочно теперь ежедневно

Мой путь осыпают листвой.

Решили они вот так гневно

За всё рассчитаться с лихвой.

 

Ша, ветер, свисти мелочишку,

Я сердцем всю скорбь угадал…

Мой дом помнит токо мальчишку,

Сейчас он меня увидал.

 

И тянется память невольно

Осмыслить всё в этих годах,

Но лает сука недовольно,

Хохочут ветра в проводах.

 

Нашёл я загадки решенье –

Из кадки берётся листва,

Обычное, в общем – свершенье,

Без всякого там волшебства.

 

Досадно, что это так просто,

Но думы идут по кольцу,–

Когда кто-то маленький ростом

Листву раскидал по крыльцу

ПОДСНЕЖНИКИ

Приснилась, давешь, бывшая жена.

Стояла так в глазах с немым вопросом,

как будто бы она поражена,

что я один сырым питаюсь просом.

Да не к тому, что некогда варить,

мне просто лень дрова и силы гробить…

Ещё стихи пытаюсь сотворить,

как отыскать подснежники в сугробе.

 

Она сказала про таких людей,

которые мне жить не помогают,

что мир подразделился на судей

и за стихи лишь штрафы налагают.

Да и стихами то не назовёшь,

точнее будет, если словоблудья…

Подснежники под снегом не сорвёшь,

как не простят ошибок прежних судьи.

 

И я проснулся нравственно больным

и утро не зарядкой встретил – водкой…

И по селу в глазах с огнём шальным

пулял снежками в баб прямой наводкой.

А вечером хочу я ей сказать:

не снись мне так, такие сны к хворобе.

И вот пытаюсь пару слов связать,

как отыскать подснежники в сугробе.

ТАЙНОЙ ПОДРУГЕ

Н.Г.

 

Ты пришла сейчас из института,

Косу расплела на водопад…

У трюмо минута и вот тут-то

Обо мне подумав невпопад, –

Вспомни: перед зеркалом старинным

Много раз и я с тобой прошёл.

Ты косой своей гордилась длинной,

Я гордился, что тебя нашёл.

В свой черёд свалилось наказанье –

Под руку другого ты взяла…

Я читал в глазах Судьбы сказанье

О добре с большою долей зла.

Так вот я не стал уже гордиться,

Но сказал в ответ из куража:

Ничего, сей опыт пригодится

До очередного виража.

Ну а жизнь кружила, как хотела,

Я не сдался, бедам сдачи дал…

Вихрем перемен не завертело –

Видно, сам не очень был удал.

Ты, наверно, и поесть успела

Или телефон тебя зовёт.

Ты над смыслом вовсе не корпела,

Думая, что боль не оживёт.

Но, быть может, в зеркале старинном

Отразился образ: мы вдвоём –

Иногда всплывает субмариной,

Расплескав зеркальный водоём.

ВСКРУЖИЛ

Вы образ тот обмолвили случайно,

Мол, как так можно: «Голову вскружить?»

Я взял Вас на руки, сказав печально,

Что в этом я готов вам услужить.

Я Вас кружил, пока не закричали,

потом, смеясь, поставил на паркет…

удары сердца что-то означали,

морзянкой пробиваясь сквозь жакет.

Не знаю, так ли прочитал шифровку,

но Вас в своем объятье крепко сжал,

что ребра хрустнули, за бус шнуровку

я искрометным взглядом пробежал.

Потом мы слились в долгом поцелуе,

но Вы уже совсем пришли в себя…

И, отстранясь, сказали мне: «Балуешь,

как можно целоваться, не любя?»

И я стоял, забыв, что лишь в начале

хотел Вам токо голову вскружить…

Вы убегали, я в слепой печали

уже не знал, как мне без вас прожить.

ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ

В Сатке зримо с искусственных гор

Отплывает голландец летучий.

Заводскую трубу как багор

Зацепляя за местные тучи.

Слышен звонкий русалочий смех,

Как прекрасно хохочут девчата, –

В этот миг в голове без помех

Долгожданная сказка зачата.

Жил однажды молоденький принц

В нежилой коммунальной квартирке,

Всё богатство его: от мокриц

До игрушечной медной мортирки.

Ничего этот принц не умел,

Как и всякий, кто в мир появлялся,

Но в мечтах своих был он так смел,

Что великим царём стать поклялся.

По соседству принцесса жила,

С книгой токо девчонка дружила

И заветной мечтою была

Для неё сказотворная жила.

Принц влюбился, затеял писать,

Добывать из сказаний трофеи…

Он увлёкся, – стал годы бросать

Прямо в ноги задумчивой Феи.

Эта Фея иль Муза, – не так

Уж проста, как могло показаться…

Принц годов разменял четвертак,

Токо сказка не хочет сказаться.

Перепачканы сотни страниц,

Да всё кажется всем, что впустую…

И упал он пред Музою ниц,

Рядом сложил и жизнь холостую.

Та принцесса давно за другим

И ей сказок…

Ну ладно, не надо.

Заскучал по местам дорогим,

По взрывным вдалеке канонадам.

Мнится: будто с искусственных гор

Отплывает голландец летучий.

Заводскую трубу как багор

Зацепляя за местные тучи.

И упали тут капли дождя

Остужающей влагой тверёзой

На лицо короля ли, вождя, –

Поглощённого сказочной грёзой.

ГОРГОНА

Грозный блеск от глаз твоих, Горгона,

Каменит сомнения в груди…

Кто поверит – только для разгона

Я забыл всю старь, не шуруди.

Ну а ты, наверно, не забыла…

Страшно, если ужас нападёт?

Потому что то, что прежде было

Статуей никак не упадёт.

Стынет кровь…Ведическим обрядом

Блещут стрази иль алмази, ма

Но живой, не каменный, я рядом

Лучше, когда близится зима.

Сам боялся в те глаза всмотреться,

Не припомню – кто мне говорил,

Мол, с такого взгляда не согреться –

Каменит, но взгляд мне отворил

дверь в тот мир, где можно быть любимым,

видно, просишь ты всё извинить…

То, что каменели пред знобимым

Взглядом –

некого теперь винить.

* * *

Нальются кровью ягоды рябины,

Стряхнув цветенья розоватый снег,

А я смотрю на шалости судьбины,

Как англосакс иль тот же печенег.

 

Какой я русский, лишь глаза седые…

История сама глядит из них,

Чем дальше наши годы молодые,

Тем дольше оставляют нас одних.

 

Моя Судьба,

я знаю,

Вы устали,

И это знание предвиденью сродни.

Вы посмотрите, видеть перестали

Меня в поэзии моей родни.

 

Есенински спою я про природу,

Но вы поймите: ягоды – клопы,

Сожравшие без счет вокруг народу...

Я избегу ли участи толпы?

 

И ягодами ползают по стенке

На нарисованных рябиновых ветвях…

Не очень-то приятные оттенки

В коленцах перелива соловья.

21-22 июня 2006 г.